Директор информационного агентства Turan, известный журналист Мехман Алиев опубликовал свою новую статью под заголовком «Пустота». В данной статье автор делится своими размышлениями о дальнейшем мирном сосуществовании азербайджанского и армянского народов. Мехман Алиев также высказывает опасения касательно реваншистских настроений в армянском обществе, в котором продолжают культивировать опасные идеи национальной исключительности. Haqqin.az предоставляет своим читателям данную статью с незначительными сокращениями.

* * *

Когда меня спросили о моих переживаниях в связи с взятием Шуши и объявлением перемирия, из нахлынувших на меня смешанных чувств я успел выказать радость победы, ликование и… тут же почувствовал провал в пустоту: нервы расслабились и сознание обмякло после более чем тридцатилетнего напряжения.

Сначала подумалось, что наступил конец трагедии длинною в тридцать лет, но когда увидел на новостном сайте российских армян yerkramas.org все еще красующийся слоган нациста Гарегина Нжде «Не должно быть ни одного дня без борьбы с турком» (В Азербайджане таких слоганов нет), то осознал, что так просто мы не отделаемся.

И все это после того как по факту стало очевидно, что последователи идеи армянской исключительности и ненависти к тем, кто, якобы, отнял у армян мифическую «Великую Армению», ввергли себя и весь регион в пучину трагедии, которую можно было бы избежать, если бы не эта идея вечной войны со своими историческими соседями.

В основе этой идеологии лежит идея несовместимости тюрков и армян. Личный жизненный опыт говорит о том, что эта нацистская идея культивируется и насаждается в сознание людей, превращая их в носителей человеконенавистнического мировоззрения.

В семидесятые годы Баку для меня ассоциировался с «Городом солнца» Томмазо Кампанеллы. Баку, насыщенный различными этнокультурами и религиями, живет в гармонии, где сформировалась поразительная система ценностей и невиданная толерантность. Такое сосуществование было результатом не насильственной идеи создания советского человека, светской общности, а следствием некультивирования идеологии исключительности и межэтнической и межрелигиозной несовместимости.

Интересно, что если у шиитов отмечался траур по убиенным внукам пророка Мухаммеда, то свадьбы не справляли и христиане. А в дни религиозных и национальных праздников все обязательно поздравляли друг друга, как например, славяне, армяне, евреи поздравляли азербайджанцев с Новруз байрам и получали обязательные подарки о своих азербайджанских соседей, точно также христиане угощали мусульман куличами в дни Пасхи. Это еще было время, когда в Баку армянин, зарезавший африканского студента в ответ на глубокое оскорбление, был возведен в рамки героя, в том числе азербайджанцами, за то, что отстоял свою честь. Честь тогда еще высоко ценилась.

Наша поп-группа, а вернее два вокально-инструментальных ансамбля, в которые я одновременно входил, и даже руководил, также обсуждали этот случай, и здесь между 16-17-летними армянами и азербайджанцами царила солидарность. А футбол, пляж, азартные игры и прочее – все это еще было общим достоянием. В армию уходили по возрастной цепочке – кто раньше, кто позже.

В армии все было в том же порядке: армяне и азербайджанцы, как и выходцы из Азербайджана других народностей держались вместе. Тогда в армии существовали институты землячества, этногрупп. Бакинские, гянджинские, сумгайытские, карабахские армяне и азербайджанцы держались вместе в драке стенка на стенку против других групп. Таких стычек было несколько за всю двухлетнюю службу, но они были.

С ереванскими армянами я впервые столкнулся в армии, когда после окончания артиллерийской сержантской школы в Тбилиси продолжил службу в мотострелковой дивизии Ахалкалаки в артдивизионе 412-го мотострелкового полка. Я заметил, что они держались ото всех отдельно и сторонились армян из Азербайджана и даже выражали к ним некоторое призрение.

Что интересно, через 10 месяцев моей армейской службы начштаба дивизиона – армянин из Карабаха, строгий, но справедливый человек, назначил меня старшиной батареи. Это был знак благодарности за успешные стрельбы на учениях, после которых он получил должность командира дивизиона Валехского укрепрайона.

И вот, после первого года службы в нашу батарею поступают четверо ереванских армян – трое сержантов - командиров орудий и один рядовой – Геворк Авакян. Он служил в спортроте, проштрафился, вот и заслали его к нам в Кавказскую Сибирь, как называли Ахалкалаки. Там, высоко в горах зима наступала в конце сентября и отступала к маю. Лета не было – только три месяца весны. Его имя я запомнил, потому что мы с ним вместе скомпоновали из стихов Есенина песню, музыку сложил я. Помню, что до службы он был лауреатом конкурса на лучшее исполнение стихов Есенина.

В основу легло стихотворение "Мне грустно на тебя смотреть", но оно заканчивалось минорно, и поэтому мы добавили к концовке первые два четверостишия стихотворения «Пускай ты выпита другим», которое заканчивалось, как нам казалось, мажорно:

О, возраст осени! Он мне

Дороже юности и лета.

Ты стала нравиться вдвойне

Воображению поэта.

Ереванские армяне были напряжены при нашей первой встрече в казарме. Мне было известно об их предубеждении к туркам. В последующем я делал все, чтобы сломать этот стереотип. Я создал для них справедливые условия – у нас не было дедовщины. Мы – старослужащие азербайджанцы – не притесняли никого. Старшиной дивизиона был Гюндуз Зейналов, командиром разведки – Азамат Бананьярский. Вообще-то это был цвет артиллерии дивизии. Замначальника ракетных войск и артиллерии Закавказского военного округа генерал-майор Махно дал всем артиллерийским подразделениям приказ снять шапки именно перед нами за феноменальные результаты стрельбы – все получили специалиста первого класса, комдив Ситников Анатолий Иванович – звание подполковника на следующий день.

После того как между нами установилось доверие, ереванские осторожно стали расспрашивать меня о нашей идентичности с османскими турками. Вскользь упомянули пару раз геноцид. Но в последующем эти темы отошли на второй план, уступив первый реальным человеческим отношениям.

Однажды один из них сообщил мне страшную новость из Ленинакана (Гюмри): «Двое пограничников – русский и армянин, были в наряде и патрулировали границу. Проходили мимо татарского села и услышали музыку, шум. Шла свадьба. Армянин сказал русскому: «Я пойду, возьму еду, а ты подожди». Проходит время, армянин не возвращается. Русский подходит к хате, смотрит в окно и видит на столе перед невестой и женихом голову армянина. У них так принято – приносить армянина в жертву на свадьбу. Русский влетает в хату и расстреливает всех. Теперь его хотят забрать в Москву и там судить. Но весь Ленинакан поднялся на ноги, его прячут и не отдают. Он – национальный герой».

«А откуда там татары?!», – спросил я. Он стал мяться. Я понял, что речь о нас.

Был у меня каптёрщик (ответственный за материальную часть), ростовский парень Виктор Трещенко. Я отправил его в особый отдел дивизии к его землякам выяснить правдивость истории. Выяснил – полный блеф, история, высосанная из пальца.

Однажды с земляком Азером Мамедовым мы отправились в увольнение в город на почту, чтобы поговорить по телефону с домом. Идем через город и говорим по-азербайджански. Проходим в метрах в 20-ти от двух бабушек. Было им, на взгляд, за 70. Вдруг одна из них зовет нас по-турецки: «Турка, Турка, бурая гелин" (идите сюда).

Я досадно говорю Азику: «Влипли. Сейчас начнут про геноцид». Подходим. Спрашивает: «Турка?». «Нет, азербайджанец», отвечаю я. «Турка, турка», говорит она, а другая смеется.

Приглашают нас присесть, но мы молодые и решили постоять, сидеть при старших и женщинах не принято. Они рассказывали на турецком, как их переселили сюда из Турции в 1946 году (до этого отсюда были сосланы турки-месхетинцы в Среднюю Азию), как они хорошо жили и соседствовали с турками. Ни слова о геноциде. Поговорив, мы стали прощаться. Но они не хотели нас отпускать, обращались с нами радушно, тепло, словно родных встретили. Я был под впечатлением этой беседы. Ведь на самом деле, подумал я, эти бабули пережили трагические 1915-18 годы, но почему у них нет злости и ненависти. А армяне, которые слышали о тех годах понаслышке, полны горечи и злости. Первые – это люди реальности, а вторые – мифов. Такой у меня был вывод и таким остался по сей день, усиливаясь дополнительными историями общения с армянами, представляющими разные поколения и регионы.

В Баку солнце Томмазо Кампанеллы начало заходить в начале 80-х. Стала появляться провокационная националистическая литература об избранности армянской нации, с идеями Армении от моря до моря. Пошли слухи о неких фондах, куда армяне жертвуют средства. Начались невиданные доселе дискуссии о том, что Баку – это территория Великой Армении. Все стало меняться. Говоря нынешним языком, пандемия национализма стала охватывать умы.

Но мы еще играли вместе в футбол. Как-то наша дворовая армяно-азербайджанская команда играла пять на пять, до шести голов с командой шахматистов во главе с начинающей звездой Гари Каспаровым на пляже санатория «Загульба». Мы дали им фору – они вели со счет 5:0. А затем мы забиваем подряд 6 безответных голов и побеждаем. Каспаров сидит в воде, схватившись за голову, анализирует, пытаясь понять, что произошло. На призывы матери, отмахивается рукой.

В это время, я, как спасатель, все еще спасаю тонущих в море и азербайджанцев и армян, точно также как и армянин-напарник Борис. Последние годы идиллии…

Это был декабрь 1987 года. Я заканчивал учебу на факультете журналистики МГУ. Мне сказали, что наш сокурсник Мушег Овсепян, ныне профессор Ереванского госуниверситета, собирает подписи под неким документом с обращением в Политбюро ЦК КПСС о передаче Нагорно-Карабахской Автономной Области из состава Азербайджана в состав Армянской ССР.

Я нашел его и спросил: «Что за подписи ты собираешь?». Он несколько помялся: «Дядя (так меня назвали сокурсники) да, это ничего, такого. Какая вам разница – у вас земли много, а у нас мало. Карабах плодородное место и это обеспечит Армении независимое существование».

Мушег показал мне заверенную печатью справку исторического факультета Ереванского госуниверситета, которая гласила, что Сталин и Кавбюро, вопреки воле армянского народа передали Нагорный Карабах Азербайджану. В связи с чем, содержался призыв о возвращении НК в состав Армении.

Авторы этого далеко неисторического документа поймали волну – шла антисталинская кампания в вузах, кругах интеллигенции и эта тема, как-никак, вписывалась в политику по отторжению Карабаха.

Я сказал Мушегу: «Вы сильно ошибаетесь, мы никогда не пойдем на это. Эта земля нам также дорога и уступок не будет. Все, что вы делаете, приведет к большой трагедии».

Тот же Мушег вскоре показал армянскую газету, в которой говорилось, азербайджанцы взорвали памятник маршалу Баграмяну в селе Чардахлы. Спрашивается, что это вдруг они решили взорвать памятник ни с того, ни сего.

Затем появилась информация о беженцах-азербайджанцах из города Кафана в Армении.

Маховик конфликта стал набирать обороты, в воздухе запахло кровью.

В январе я приехал в Баку на последние каникулы. Здесь все было спокойно, и никто не думал, что вскоре все изменится. Меня удивляла безалаберность руководства республики, бездействие, самое что ни на есть страусиная политика.

Я ожидал, что провокация произойдет в Баку, как это было в 1905 году, когда царская охранка стравила азербайджанцев и армян, чтобы ослабить стачечное движение, или как в 1918 году, когда Армения и Азербайджан объявили о независимости и в результате развязанной войны обе страны ее потеряли.

Но рвануло сначала у Аскерана: 22 февраля выстрелами были убиты двое азербайджанцев, а затем, 28 февраля спровоцированы погромы и убийства армян в Сумгайыте. Авторам этнических чисток, присоединения Карабаха к Армении надо было пустить кровь и организовать межнациональную вендетту, чтобы пройти точку невозврата.

Все к этому шло и было предсказуемо как 2Х2=4.

3 марта на факультете журналистики МГУ в Коммунистической аудитории проходила конференция «Карабах – наша боль». На нее собрались студенты с различных факультетов. Армян было в большом количестве, азербайджанцев значительно меньше. Здесь не было будущего идеолога Али Гасанова и его сподвижников.

Много говорилось о сочувствии армянам, о восстановлении исторической справедливости, клеймили Сталина и прочее.

Я взял слово: «Сегодня здесь происходит фарс, который ведет к столкновению двух народов, как это было в 1905 и 1918 годах. Вы вершите преступление. Вы ведете все к большой крови, и на всех вас будет эта кровь».

Армянские студенты отмахивались от меня и протестовали.

На следующий день меня пригласил к себе декан факультета Ясень Николаевич Засурский. «Мехман, что ты вчера там наговорил. Тобой интересуется КГБ».

Мы обменялись мнениями о Карабахе. Он сказал в конце беседы: «Иди и будь осторожен».

Ясень Николаевич уже имел со мной воспитательную беседу. Дело было связано с иракскими студентами-коммунистами. Вели они себя неподобающе. Я их поставил на место. Они пожаловались руководству МГУ, ну а профилактику провел Засурский. Он просил уступить. Но я наотрез оказался. В конце концов, он поддержал меня.

Пять лет назад мы впервые встретились с Мушегом в Тбилиси на Южно-Кавказской конференции ОБСЕ по СМИ.

Тогда я ему сказал, ну что, я был прав. Он растерянно пожал плечами. Потом при людях я сказал: «Вот на нем лежит кровь тысяч людей». Он ответил: «Ну, хватит дядя».

В прошлом году в рамках проекта ОБСЕ, ЕС по подготовке народов к миру в Тбилиси проходила встреча ереванских и карабахских армян и азербайджанцев. Обменивались идеями о возвращении к миру. Там я поделился своим видением того, как начинался конфликт и перехода его из вроде бы безобидного сбора подписей в кровавый.

Один из карабахских армян воскликнул: «А, значит, вы знали, что будет кровь!».

«Она как во всех подобных случаях бывает неизбежной и нужной для тех, кто заинтересован в конфликте и его сохранении», – ответил я.

Посмотрите, как сегодня агрессивно реагирует власть на убийство одного учителя во Франции по религиозному мотиву или темнокожее общество – на убийство на афроамериканца в США. Религиозные и национальные вопросы обостряются, и особенно выпукло проявляют себя в периоды кризисов. Эта аксиома революционных ситуаций. Карабахский конфликт был порождением кризиса советской системы.

Что дали 33 года конфликта армянскому и азербайджанскому народам? Реально напрямую с обеих сторон пострадало 2 млн. человек – страдания, кровь, потеря крова, друзей, близких – всего. А так, в целом пострадали оба народа. Вместо процветания – вечная война и ненависть. И, к сожалению, многие становятся заложниками бредовых идей и вынуждены впрягаться в человеческий поток бесконечного конфликта, тратя свою жизнь не на созидание, а на мифическую борьбу за выживание.

После того, как Азербайджан одержал в этой битве победу, один журналист как отметил, что теперь ничья – 1:1 (в 1994 году поражение было за Азербайджаном). Но он был слишком оптимистичным: я прочитал в итоговом пресс-релизе недавнего совместного заседания Всемирного армянского конгресса и Союза армян России: «Мы проиграли битву, но не сражение», и стало понятно, что топор войны так и не был закопан 10 ноября 2020 года. Армения готовится к очередному реваншу в этой многовековой войне, к которой нас вынуждают быть готовыми.

А что азербайджанское общество? Оно готово к любому варианту, благо армяне многому научили. Но оно более склоняется к миру, так как желает радоваться жизни и процветать.

Источник: haqqin.az